То, что нашел (возможно, кому-нибудь пригодится):
http://www.iremember.ru/content/view/49/lang,ru/
Конечно же, это:
http://militera.lib.ru/db/simonov_km/title.html
Еще нашел книгу в "аналоговом" формате - "Журналисты на войне" (сост. В.Г.Андрющенко)Добавлено (11.06.2008, 20:43)
---------------------------------------------
Судьбы военных журналистов:
http://militera.lib.ru/memo/russian/sb_stroki_opalennye_voynoy/23.html
Добавлено (05.11.2008, 20:31)
---------------------------------------------
Интересные фото (Симонов, Халип и др.)
http://www.foto-video.ru/art/id/1874.html
Добавлено (05.11.2008, 20:42)
---------------------------------------------
Статья:
http://www.fotodelo.ru/archive....9.4.htm
Добавлено (22.03.2009, 23:15)
---------------------------------------------
Война сквозь призму объектива /№2(10)/2005/
Текст: Анатолий Семенов
Когда общаешься с человеком, который выполнял боевое задание самого Василия Сталина, понимаешь, что этот человек - живая история Второй мировой войны. Общаясь с ним, постепенно чувствуешь, как ты невольно становишься причастным к этой истории. Его хочется слушать, не прерывая вопросами. Борис Варламович Щадронов - фронтовой кинооператор. Он рассказывает о "своей" войне - войне, на которой он не убивал, а дарил бойцам жизнь, увековечивая их своей фронтовой кинокамерой, благодаря чему спустя шестьдесят лет мы можем видеть лица этих солдат и помнить о них всегда.
В тридцать седьмом году я окончил операторский факультет ВГИКа по классу кинохроники, после чего работал кинооператором в разных студиях нашей страны. Когда началась война, меня, как и всех членов студии кинохроники, эвакуировали в Куйбышев, и уже оттуда распределили в киногруппу Юго-Западного фронта. Эта киногруппа состояла в основном из операторов Киевской киностудии.
Свое боевое крещение я начал под Харьковом в январе сорок второго года - очень тяжелое время для нашей армии. Наши войска планировали наступление, но немцы нас опередили, и в мае сорок второго как нам дали жару, так мы от Харькова до самого Сталинграда и катились. В Сталинграде началась "настоящая" война - Сталинградская эпопея. Немцы начали с того, что бомбили город днем и ночью. Было сброшено колоссальное количество бомб - около двух тысяч самолетов в день летало над Сталинградом. Гитлер неоднократно говорил и по радио и в газетах, что он уже захватил Сталинград. Но это было не совсем так. Мы продолжали удерживать город.
Я был прикреплен к 62-й армии и снимал в излучине Дона. Приехал в Сталинград, чтобы перемотать весь отснятый материал в рулоны, написать монтажные листы и отправить пленку в Москву, в студию кинохроники. Потом я должен был вернуться обратно. Когда с начальником киногруппы Кузнецовым мы ехали назад, он меня как бы между прочим спросил:
- Слушай, Щадронов, а смог бы ты слетать на бомбежку и отснять это на кино?
Я не придал этому особого значения:
- А почему бы и нет. Если надо - пожалуйста.
И разговор на этом закончился. Мы на машине приехали на сталинградский аэродром Гумрак. Оказалось, что на нем базируются ночные бомбардировщики "Петляков -2" под командованием Василия Сталина. И вот мы подходим, и Василий Сталин обращается к Кузнецову:
- Да… вот твои здесь… операторы, мать их… бездельники, ни один не слетает на бомбежку.
А Василий Сталин был заинтересован в том, чтобы отснять свих пилотов в деле и показать отцу, что он не баклуши бьет, а здесь идет "настоящая" война. Два кинооператора, которые были прикреплены к части, - Казаков и Кацман - летать не хотели. Они снимали на аэродроме подвязку бомб, взлет, посадку и прочее. Как раз в это время прошла информация, что прорвалась большая группа немецких танков со стороны Дона и продвигается к северной части Сталинграда. Вся авиация брошена на то, чтобы остановить и разбить эту группировку. Василий Сталин снова обращается к Кузнецову:
- Когда же, наконец, будет летный оператор?
И Кузнецов показывает на меня:
- А вот - Щадронов может полететь.
Василий Сталин обращается ко мне:
- Полетишь?
Понимаете, он хоть и сын, но все равно Сталин! И я ему отвечаю:
- Так точно, полечу.
Собирается авиагруппа - две "девятки" идут на бомбежку группировки немецких танков. Кузнецов и говорит пилоту:
- Ты уж побереги там моего кинооператора.
- А моя жизнь вам не дорога, что ли? - отвечает тот. - Погибать - так вместе.
Я до этого ни разу на самолете не летал. Мне показывают, куда влезать:
- Вот, садись вместо стрелка-радиста.
Пристегнули маленький парашют - чтобы хоть как-то спастись, показали, из какого люка можно производить киносъемку, и летчик говорит мне:
- Бомбить будем с высоты 2200 метров. Бомбы летят девятнадцать секунд. Как увидишь- бомбы отделились от соседних самолетов, отсчитывай девятнадцать секунд и включай киноаппарат.
Добавлено (22.03.2009, 23:15)
---------------------------------------------
Камера у меня была "Аймо". В ожидании этого ответственного момента я перезарядил кассету (она вмещала тридцать метров пленки) и стал ждать. Отснял, как с соседних самолетов отделились бомбы, потом лег животом на пол самолета, отсчитываю про себя девятнадцать секунд и включаю камеру. Бомбы, как цветочки, раскрываются, разрывов не слышно - самолет двухмоторный, все шумит, дребезжит. Мы отбомбились, возвращаемся. Но тут нам становится "жарко": оказывается, на группу напали "мессера" и откололи от нашей группы одно звено. Сопровождающие нас истребители вступили с ними в бой. Мы легли на бреющий полет и вернулись на свой аэродром. Там встречают меня Василий Сталин и Кузнецов:
- Ну, как, снял? - спрашивает Сталин.
- Снял.
Тут же налили мне полстакана коньяку и спросили:
- Полетишь еще?
Я хоть и выпил полстакана, но "ни в одном глазу" - весь на нервах. Отвечаю:
- Полечу.
Перед вторым полетом я догадался подойти к механику и спросить:
- Где находится то кольцо в парашюте, которое надо дергать?
Он мне показывает на большую штуку, похожу на дверную ручку.
- Вот, дергать надо здесь.
Я еще ему вопрос задаю:
- Из самолета выпрыгивать сверху, так же как и залезал?
Он показывает нижний люк и говорит:
- Вот красная ручка, повернешь и провалишься вместе с люком.
Так я стал опытным авиатором. В один день я сделал два боевых вылета и стал летным кинооператором. После этого я летал на Сталинград двенадцать раз. Всего сделал двадцать боевых вылетов.
Добавлено (22.03.2009, 23:17)
---------------------------------------------
***
Эта история случилась в Донбассе. Фронт стоял примерно полтора месяца. Когда наши войска двинулись в наступление, то и я вместе с ними. Для немцев наше наступление было полной неожиданностью. Они не думали что им придется так быстро отступать. Оказалось что немцы вблизи фронта устроили кладбище. Я пошел на это кладбище. Над входом было по-немецки написано: "God mit und - С нами Бог". Вокруг все аккуратно, красиво оформлено. Могилы как по линеечке - ровненько. Деревянная ограда кругом. Недалеко от входа стоял домик. На столе тарелка с ложкой и недоеденной кашей осталась. В стороне какие-то большие пакеты из плотной бумаги лежат. Потом выяснилось, что у немцев не хватило деревянных гробов, и они хоронили в этих специальных бумажных мешках. Я взял два-три пакета и бросил в машину. Мы с Иваном, моим шофером, остановились в одном селе переночевать. Иван весь пропитан бензином - его клопы не кусают, а меня просто одолели. Так покусали, что деваться некуда. И я вспомнил про бумажные гробы в машине. Разделся и лег в этот мешок. А там даже возвышение для головы было, вроде подушки. Короче говоря, я спал как убитый - ни одни клоп меня не тревожил. Мне понравилось. На следующую ночь я раздеваюсь и лезу в этот гроб. Спокойный сон, сухо и чисто. Я потом даже пожалел что мало взял, потому что было очень удобно. Одного бумажного гроба мне хватало на неделю. Так что я три недели проспал в гробу.
***
Я был на Донском фронте - это северный Сталинград. Дело происходило летом. Наша 64-я армия сдерживала от немцев дорогу на север и поэтому особо боевых действий не вела. Линия фронта такая: между нами и немцами расстояние примерно сто пятьдесят метров. Немцы в окопах, нам кричат:
- Эй, рус, кончай война. Давай митак эсен - завтракать.
А наши солдаты голодные:
- Да пошли вы… - и гранату в них бросают.
Между нами и немцами стоял подбитый, обгоревший наш танк. Я договариваюсь с полковником, что с разведчиками ночью проберусь к этому танку, и утром буду снимать, как наши солдаты пойдут в атаку. До танка было примерно семьдесят пять метров. Мы эти семьдесят пять метров преодолевали целый час. Пока мы ползли, я насмотрелся ночного боя, наверное, на всю жизнь. Немцы с самолетов сбрасывали световые бомбы, которые минуты три освещали все вокруг. В такие моменты нужно замереть и не шевелиться. Трассирующие пули, синие и голубые, пролетают мимо тебя, а ты должен лежать как убитый. Короче говоря, через час мы доползли до танка и там разведчики мне "преподносят":
- Ты оставайся тут, а нам приказано вернуться. Мы дадим тебе две "лимонки". Увидишь немцев - бросай, а мы со своей стороны отсечем их огнем.
У меня волосы дыбом: ничего себе - оставайся. Но делать нечего, у них приказ. Я с киноаппаратом притаился около этого танка. Танк за день на солнце разогрелся, а ночью скрипит, свистит, издает разные подозрительные шумы. У меня все на нервах. Я ни на минуту не смог уснуть. Страху натерпелся. Утро выдалось пасмурное, видимость ограниченная. Наши начали предпринимать активные действия. Бросили в немцев несколько гранат и открыли огонь. Человек шесть солдат пошло в атаку. Двое до меня дошли. Я их снять успел, но они быстренько окопались и засели в окопах. Так что из всей этой истории у меня ничего не вышло. Страху много, а результат никакой.
Добавлено (22.03.2009, 23:17)
---------------------------------------------
***
Еще мне хочется рассказать об одном эпизоде. Это было уже на южном фронте. Между нашими и немецкими войсками протекала река Миусс. Поскольку фронт стоял примерно месяц, у командования новых разведданных не было. По всему фронту объявили - кто возьмет "языка", который даст ценные показания, того наградят орденом Ленина. Я находился в штабе фронта, когда пришло сообщение - взяли "языка". Мне сказали номер войсковой части, посадили в машину и говорят:
- Произведите киносъемку этого "языка".
Я приезжаю в часть, и вижу - захватили здорового немца с железным крестом на груди. Все как полагается. Он нам рассказал, как его захватили в плен. Но от своих мы все это с самого начала знали. В овраге, недалеко от передовой, протекал маленький ручеек. Пост боевого охранения находится в двадцати пяти метрах от наших основных позиций и состоит из трех бойцов - сержанта и двух рядовых. Дни стояли жаркие, пить хотелось часто. Ранним утром солдат (который был небольшого роста) берет ведро и спускается к ручейку. Только он зачерпнул воды, как на него сверху навалился здоровый немец, обезоружил, взвалил на плечо и потащил к своим. Наш начал кричать. Второй солдат прибегает на крик, видит немца и дает ему прикладом по голове. Потом оба его хватают и тащат к нашим. Немец хотел к своему железному кресту получить дубовые листья, которые дали бы ему право поехать в отпуск. Вместо отпуска в плен попал. На допросе говорил: "Я не фашист. Я социал-демократ". Ну, раз демократ - давай рассказывай все секреты. Он рассказал все что надо. Представлял для нас ценность. А мне что снимать? Восстанавливать факт? Фальшь получится. Значит надо что-то другое придумывать. Я решил снять, как конвойный ведет его на допрос. Спрятался в кустах и начал снимать. Немец идет, а с него пот ручьем - он думает, что его ведут расстреливать. Снял я панораму раз, другой, тут немец меня в кустах увидел и стал радостно кричать: "О, камераман. Ауштане". Мне это совсем ни к чему. Потом я снял, как его подводят к столу, за которым сидит офицер, и немец дает показания. Его не расстреляли - передали выше. Того солдата, который его поймал, наградили орденом, остальных - медалями.
Однажды я снимал артподготовку - как наши били по немецким позициям. Я высунулся из окопа и в этот момент почувствовал боль в руке - в кинокамеру попала пуля и рикошетом ударила мне в руку. Я долго хранил эту пулю как талисман.
Борису Александровичу Соколову удалось побывать в Берлине дважды. Первый раз в 1945 году, когда он своей фронтовой кинокамерой "Аймо" снимал падение Берлина и подписание капитуляции. Второй раз в 1990 году, при падении берлинской стены и объединении Германии, но в этот раз снимали уже его самого - голландское телевидение готовило о нем документальный фильм.
Еще в школе я решил стать кинооператором. В тридцать седьмом году окончил школу и в том же году поступил во ВГИК. Был большой конкурс - семь человек на место. По тем временам это считалось много. Война не позволила нам окончить институт и получить дипломы, и руководство института приняло беспрецедентное решение - засчитать наши курсовые работы как дипломные и выдать нам аттестаты о высшем образовании. Наш операторский курс был первым военным выпуском.
В 1944 году меня из Алма-Аты, куда была эвакуирована часть студии кинохроники, наконец-то распределили во фронтовую киногруппу Первого Белорусского фронта, где находился мой друг и однокурсник, Михаил Посельский. Почти все операторы предпочитали работать на фронте парами, и мы с Михаилом не исключение.
Добавлено (22.03.2009, 23:18)
---------------------------------------------
***
Мое боевое крещение началось с Польши. Наша армия продвигалась на Берлин. Мы снимали бои за освобождение города Радома. По радио услышали, что наши войска освободили Варшаву. Мы с Михаилом немедленно сели в машину и выехали в Варшаву. Всю ночь ехали по тому берегу Вислы, который еще вчера занимали немцы. Ехали, не зная, что ждет нас впереди, но стремление первыми из кинооператоров попасть в освобожденный город было столь велико, что мы пренебрегли всеми опасностями, которые могли нас ожидать. Аппаратура того времени не позволяла нам производить ночные съемки - чувствительность пленки была низкой. Мы могли начать съемки с рассветом и работать до наступления темноты. В основном кинооператоры были оснащены автоматическими камерами советского производства "КС-4" и американскими "Аймо" с пружинным заводом. Туда вставлялась кассета с пленкой продолжительностью всего одну минуту! Нажал на кнопку - и не заметил, как "разрядил" камеру. Надо заряжать заново. Мы экономили пленку - ее всегда не хватало. К объектам тоже относились внимательно. Выбирали их так, чтобы можно было снимать монтажно. Снимали коротко, длинными кусками снимали редко, боялись пропустить что-то более интересное.
При въезде в Берлин мы с Посельским остановились у дорожного указателя с надписью "Берлин" и решили сфотографироваться. Там мы встретили знакомых кинооператоров - Романа Кармена, уже тогда известного военными фильмами об Испании, и оператора Дементьева. У меня до сих пор хранится фотография - Миша Посельский, Роман Кармен и я на фоне простреленного пулями указателя.
Наступление наших войск на Берлин в основном шло по центральной улице, и это хорошо запечатлела не только моя кинокамера. Например, я так же хорошо помню, как немецкие солдаты группами перебегали параллельную улицу. Я их не снимал - жалко было тратить пленку. Интересное было впереди, как мы считали.
Добавлено (22.03.2009, 23:19)
---------------------------------------------
***
За несколько дней до вступления наших войск в Берлин к нам из Москвы была направлена киногруппа во главе с кинорежиссером Юлием Яковлевичем Райзманом. Ему было поручено снять полнометражный хронико-документальный фильм о взятии Берлина. Всеми киносъемками в городе с этого момента стал руководить он. До этого мы снимали сами по себе, ну, иногда командующие фронтами и командиры нам советовали: кого снять, что снять. С приездом Райзмана мы работали организованно. В нашей киногруппе было примерно тринадцать операторов. Дополнительно с других фронтов к нам было направлено еще более десяти кинооператоров. Юлий Яковлевич каждый день давал задание группам - кто, где и что должен снимать. Например, одну группу посылал к артиллеристам, другую - к танкистам, третью - к пехотинцам. У нас была своя база, куда все операторы с наступлением темноты возвращались, если конечно была такая возможность. Иногда такой возможности не было.
Еще до наступления наших войск на Германию у нас сменился главнокомандующий, вместо Рокоссовского назначили Жукова. И тот затянул все гайки, которые только можно было. В части пошла страшная экономия, а с дисциплиной стало еще строже. Особенно туго стало для нас с бензином. Если раньше мы приезжали в любую воинскую часть, просили заправить машину - и нас без лишних разговоров заправляли, то при Жукове нам лишнюю каплю давать не хотели. А снимать же нам надо - мы передвигались на машине. Без бензина никак. Интересный случай произошел с нами в Берлине. Мы увидели бензоколонку и решили заправиться. Пустая стеклянная будка, рядом на земле стоят пять фаустпатронов, выкрашенных в красный цвет. Вокруг - никого. Местные жители прятались в подвалах. Вдруг к нам приближается человек с оружием, но в гражданской одежде. На левом рукаве у него была повязка. Мы с Михаилом догадались, что он из фольксштурма (немецкое народное ополчение - Авт.). Он что-то стал нас по-немецки спрашивать. Мы ничего не поняли, но по его поведению догадались, что он хочет сдаться в плен. Стоим и не знаем, что с ним делать. А немец с винтовкой ждет. Я взял у него винтовку, вытащил затвор и разбил приклад о ступеньку. Он что-то залопотал, показывая на дом. Мы поняли, что он спрашивал, можно ли ему пойти домой поесть. Мы его, конечно, отпустили, и сами решили поскорее оттуда уехать.
***
Однажды мы снимали улицы города, и мимо нас проскочили немецкие разведчики на мотоциклах с автоматами. Через несколько минут мы услышали стрельбу. Значит, нарвались на наших. Обратно они уже везли раненого солдата. Но на такие мелочи мы не обращали внимания. Как-то мы с Михаилом попали под минометный обстрел - в нашей машине пробило радиатор. Нашли где-то цемент, заделали дыру в радиаторе и кое-как добрались до нашей базы.
Было еще несколько случаев. Я заряжал пленку, руки держал в мешке, и в этот момент мимо меня пробежал вооруженный немец. На мое счастье, он меня не заметил, мог бы и пристрелить. Однажды ко мне на улице подошел немец в гражданской одежде и показывает руку. У него на руке была татуировка с номером. Он объясняет мне, что он из концлагеря. Тогда я не знал, что эсэсовцы тоже имели татуировку с номером, это сейчас стало известно. Что он хотел мне сказать? Как он оказался в Берлине во время боевых действий? Я ничего не мог сделать - держу камеру и все. Так мы с ним и разошлись.
В Берлине мы случайно встретили американского кинооператора. Мы не поняли, откуда он тут взялся, союзники - союзниками, но их сюда не пускали. Нам захотелось удивить наших товарищей, и мы привезли американца к нам на базу, за что получили от начальства страшную взбучку.
***
Ночами мы на базе сматывали пленку в черных мешках в большие рулоны. Один рулон вмещал в себя десять кассет по тридцать метров, получалось рулон - триста метров. Заворачивали его в черную бумагу, упаковывали в коробки, оклеивали их изоляцией, писали монтажные листы и отправляли в Москву на проявку. Из Москвы мы получали новую пленку. Между прочим, с фронта поступало много бракованного материала. Где-то, например, соринка в рамку попадет и царапает негатив. А бракованный материал смывался - серебро было нужно. Только после войны стали понимать, что это не брак, а историческая кинохроника, летопись войны. А тогда об этом не думали. Мы почти перед каждой зарядкой прочищали камеру.
Чувство беспомощности мы ощущали, когда у нас заканчивалась пленка. Надо снимать, а пленки нет. Ты видишь, что упускаешь интересный момент, но ничего сделать не можешь. В наши карманы помещалось не более пяти-шести кассет. Это всего пять-шесть минут съемочного времени. Специальной сумки у нас для этого не было. В критические моменты мы заряжали камеру на свету, засвечивая несколько бесценных метров кинопленки.
Добавлено (22.03.2009, 23:19)
---------------------------------------------
Обстреливали, конечно, нас - операторов. Приехали однажды со съемки на базу, я смотрю, у Миши Посельского, моего напарника, на шинели пулевое отверстие чуть ниже колена. Но как ни странно, я не испытывал никакой злости к немцам. Вот пример. Нам сказали, надо ехать в рейхсканцелярию снимать труп двойника Гитлера. Это было 3-4 мая сорок пятого года. Мы подъехали к рейхсканцелярии, а нас туда не пускают, говорят - надо разрешение коменданта. А к нему можно было попасть только через подвал, где лежали раненые немецкие солдаты и офицеры. Когда я спустился в подвал и увидел лежащих на полу немцев, я вспомнил историю, которую мне рассказали незадолго до этого. Один наш летчик, герой Советского Союза, вошел в цитадель в Познани, где в одном из казематов лежали раненые немецкие солдаты. Просто хотел посмотреть. Кто-то из них бросил ему под ноги гранату. Летчик погиб. Я иду по подвалу и думаю, мало ли что у них на уме, возьмут и швырнут в нас гранату. Я даже не разглядывал их лица, старался вообще не смотреть в их сторону. Страшно было. Война закончена, и погибать не хотелось.
Когда мы вошли в рейсхканцелярию, труп двойника Гитлера был накрыт солдатской шинелью. Во лбу дырка от пули, и нос почему-то вздернут вверх. Рядом с трупом двойника для опознания лежала фотография самого Гитлера. Мы все знали, что Гитлер то ли застрелился, то ли отравился. Хотя Миша Посельский даже подумал, что это и был Гитлер. Но я знал, что это двойник. Даже собаку Гитлера не могли найти, не говоря уже о нем самом.
Подписание капитуляции происходило в Карлхорсте, пригороде Берлина, в здании бывшего военно-инженерного училища. Наша база находилась неподалеку. Юлий Яковлевич Райзман прикрепил нас с Посельским к немецкой делегации. Мы должны были снимать Кейтеля и его окружение, начиная от их прилета на аэродром и заканчивая подписанием капитуляции. Само подписание, а оно происходило в столовой инженерного училища, мы не снимали, это снимали другие операторы. Зал столовой был небольшим и всех не вмещал. Кажется, всего четверым нашим кинооператорам разрешили снимать подписание. Мы на машине поехали в аэропорт снимать прибытие немецкой делегации.
На аэродроме не было ни одного иностранного корреспондента. Там находились только наши.
При подготовке к подписанию произошел небольшой казус. Приготовили три флага - советский, американский и английский, а французского не было. Никто не знал, что они тоже будут присутствовать. Помните фразу из фильма "Зависть богов" (реж. В.Меньшов - Авт.), когда один из героев фильма спрашивает: "А что, там и французы были?". Так у нас и получилось.
Когда мы снимали прилет французской делегации, генерал де Ляттр де Тассини вышел из самолета, подошел к микрофону и начал говорить. И тогда выяснилось, что у нас нет переводчика с французского. Наши не обеспечили. Рядом с нами стоял Шпиковский, один из авторов текста к фильму "Берлин", и оказалось, что он неплохо знает французский язык. Он вышел прямо как был - в меховой кацавейке - и стал переводить. По окончании своей речи де Тассини прошел через почетный караул, сел в машину и уехал. И никто не заметил накладки, думали, что это и был переводчик. У меня даже есть фотография: стоит де Тассини, а рядом с ним - Шпиковский в меховой кацавейке. Правда, в своей книге Миша Посельский пишет, что Шпиковскому объявили выговор за неуставную форму. Но я об этом ничего не знаю.
***
В июне сорок пятого троих операторов - Посельского, Фроленко и меня - вместе со сводным полком направили в Москву на парад Победы. Я должен был снимать Красную площадь с воздуха, но в самый последний момент наш вылет отменили из-за дождливой погоды.
Часто меня спрашивают - что вам запрещали снимать на фронте? Нам ничего не запрещали, мы снимали все, что хотели. Мы сами знали, что нам надо снимать, а что не надо. Нами двигало скорее профессиональное чувство - оказаться в центре событий, найти точку, с которой можно производить интересную съемку. Мы уже тогда знали, что снимаем для истории, но мы по-другому к этому относились. Мы снимали для себя, снимали то, что было важно в данный момент. Почему во время отступления наших солдат мало снимали? Потому что наши фильмы должны были сплотить, мобилизовать наши войска. Поднять солдатский дух. А кинокадры отступлений, которые сейчас очень нужны, не мобилизовывали, а угнетали. Вот так мы и снимали - то, что было важно в данный момент.
Добавлено (02.08.2009, 16:32)
---------------------------------------------
"Как снимать войну":
http://www.rusrep.ru/2009/16/kak_snimat_voynu/
